Так ли объективны наукометрические методы, применяемые сегодня для оценки эффективности как отдельных учёных, так и целых институтов? И если да, то почему они непросто приживаются на российской почве? Как правильно воспитать новое поколение научных сотрудников и как самому построить карьеру учёного? Об этом и многом другом STRF.ru рассказал директор НИИ Физики перспективных материалов и заведующий кафедрой нанотехнологий Уфимского государственного авиационного технического университета, руководитель лаборатории механики объемных наноматериалов в Санкт-Петербургском государственном университете Руслан Валиев.

Руслан Валиев: эффективная наука должна соответствовать пяти параметрам:

– качество и количество публикаций, для создания которых, безусловно, необходимо качественное базовое образование;
– цитируемость, что показывает реальный вклад учёного в развитие научного направления и популярность самого направления;
– уровень докладов и выступлений на конференциях, то есть признание твоего авторитета коллегами;
– научные школы и подготовка кадров – это специфический параметр, но особенно важный для России;
– для прикладных работ показателен также объем договоров, приоритетность реализуемых программ.
Вместе с тем необходимым условием повышения эффективности науки является заинтересованность в её развитии, причём как в непосредственно научной среде, так и со стороны власти и общества в целом.

Руслан Зуфарович, сегодня система организации и поддержки науки в России изменяется вслед за мировыми стандартами. За финансирование науки отвечают гранты и фонды, учёные оцениваются по количеству и качеству публикаций. Как Вы считаете, такая «оцифровка» научной деятельности сказывает я на качестве научной работы?

– Безусловно, подход, в основе которого финансирование научных проектов является конкурсным и определяется фондами, специальными программами, и оценка заявок, проектов происходит с учётом наукометрических показателей, является основополагающим. Он является международным и принят уже не только на Западе, но и во всех странах БРИКС. Эффективность такого подхода достаточно общепризнанна и уже активно внедряется в России.

Но по сравнению с Индией и Китаем, которые ещё недавно в научном плане составляли второй или третий эшелон, Россия идёт по этому пути более медленными темпами. Почему так происходит? Дело в том, что

для эффективной реализации такого конкурсного финансирования программ необходимо выполнение двух основных условий.

Первое – критерии и показатели качества научной работы должны быть общепринятыми и общепризнанными в научном сообществе.

И действительно, международные показатели достаточно согласованы. Обычно в них целый ряд характеристик. Безусловно, оценивается количество и качество публикаций, но ещё очень важным является вопрос цитируемости. Это более «медленный» показатель, но не менее важный. Ссылки на работы демонстрируют, что результаты исследований уже кем-то проверены, что идеи, мысли, высказанные в статьях, развиваются, что они актуальны.

Дальше – параметр, который у нас совершенно не рассматривается, это уровень докладов на конференциях. Чем выше уровень доклада и самой конференции, тем больше вероятность, что это мнение будет услышано широкой научной общественностью. Но, как вы понимаете, и отбор на таких мероприятиях колоссальный, так что это тоже важный показатель.

Другая сторона этой же медали для так называемых «фундаментальных и поисковых исследований» – это международные премии и награды. Об этом у нас вообще не говорят, к сожалению. Мы не интересуемся практически никакими наградами, кроме Нобелевских премий, которые, к сожалению, очень мало, кто получает из российских учёных.

А для прикладных исследований критерием зачастую является уровень программ, в которых участвуют учёные. В частности, объём договоров, включая суммы, нередко фигурирует в резюме научного работника, который занимается прикладными исследованиями. Кроме того, для всех – и теоретических и прикладных работников важна подготовка научных кадров. Для России это особенно актуально.

Второе условие – это качество самой экспертизы. Хотя в последнее время, с созданием Российского научного фонда (РНФ), эти вопросы стали достаточно активно дискутироваться, например, о роли зарубежных учёных в экспертизе и так далее. Но

мало, кто из российских учёных скажет, что объективность этой экспертизы высока. Очень много всякой неразберихи.

Вот эти два параметра, к сожалению, ещё весьма несовершенны и вызывают много нареканий к конкурсному и грантовому финансированию и к попыткам создания каких-то других форм.

Наука интернациональна.

Здесь есть некоторая аналогия со спортом: можно участвовать в районных соревнованиях, можно в городских, потом на уровне страны – это всё очень хорошо и полезно. Но есть ещё Олимпийские игры, чемпионаты мира, где особенно важна победа, потому что это имидж страны.

Вот российская наука, к сожалению, «выпала» из международных соревнований за последние годы. Я занимаюсь международной наукой, и очень редко пленарные или приглашённые доклады на международных форумах и конференциях делают российские учёные: если они и русские, то только по происхождению.

Отсюда и берётся имидж науки, отсюда же – и скорость развития, и скорость влияния на инновации. Все разговоры об инновациях, которые постоянно ведутся, корнями упираются в эти слабые места.

И всё-таки, есть ли особенности, может быть, в российском воплощении этих общепризнанных механизмов?

– Недоработанность, наверное.

Например, грантовое финансирование – это потребность современного этапа. Без развития информационных технологий она просто была бы невозможна.Такая практика началась лет 15 назад на Западе, и потом охватила весь научный мир. Появились специальные программы Web of Science, SCOPUS.

К сожалению, в России эта система сильно недоработана. Подавляющее большинство грантов опаздывает с финансированием от 3 до 6 месяцев. Год оплачен, но финансы подходят только в июне. Чтобы построить всю работу с молодёжью, с сотрудниками в целом, чтобы люди не устраивались на другую работу, приходится делать какие-то запасы. Столько проблем возникает, и имидж грантовой системы падает. Как у нас говорят? Задумано хорошо, а получилось, как всегда.

Хотя, положительные примеры есть, и в целом мы движемся в правильном направлении.

Вы уже затронули вопрос о важности подготовки кадров, и тут Россия тоже стремится соответствовать международным стандартам. Тем не менее, у нас сохраняются свои особенности, например, приверженность определённым школам. Как Вы считаете, нужно ли в России сохранять эти особенности или нам это только мешает?

– Здесь есть момент, что подготовка кадров является частью системы, которая, в стране обязана присутствовать на любых уровнях, начиная от дошкольного, и заканчивая дополнительным образованием, включая повышение квалификации. Это одна система кадров!

В 60-х – 70-х гг. советская система образования была одной из лучших в мире, многие страны перенимали наш опыт. Но в связи с большой перестройкой, которая связана, в частности, с развитием информационных технологий, возникли отставания и противоречия.

И вот сейчас мы переходим на систему так называемого «бакалавриата», при этом понимая, что бакалавры в большинстве случаев – это «полуфабрикат». Например, попадая куда-то на производство, человек с таким уровнем образования должен проходить там «доподготовку», получать конкретизацию и понимание того, как он в принципе должен работать. То есть, бакалавриат – это довольно общая подготовка, не конкретизирующая. Но попадая в среду, бакалавр должен иметь быть готов работать именно на том производстве, на которое он переходит.

Либо, другой вариант – это заканчивать обучение в университетах, превращаясь в магистра. Например, я увидел в Китае, что в ведущих вузах почти все студенты, успешно пошедшие бакалавриат, имеют возможность выйти на специализированный уровень, как магистры.

Есть специальности, по которым бакалавриат нецелесообразен в принципе – например, врачи. В медицине всегда после пятилетней программы была специальная интернатура. То есть, в определённых классах специальностей уже была дополнительная подготовка, характеризующая конкретного работника.

А если говорить о том что после бакалавриата и магистратуры – как можно построить успешную карьеру в науке? И какой она должна быть в принципе?

– На мой взгляд, нельзя заниматься наукой, если нет стремления к научным открытиям и жажды знаний. Если этого нет, в научной сфере деятельности вообще не стоит оставаться.

Но если уже выбрана научная стезя, то карьера – это элемент жизни и его необходимо учитывать. В принципе, грантовая система о которой я говорил, и призвана обеспечить совмещение научной карьеры и любви к науке. Потому что если у тебя получается и ты являешься активным научным работником, в принципе вероятность выигрыша грантов и, следовательно, признание весьма вероятны.

То есть, современная организация науки и финансирование как раз должны помогать людям, которые занимаются наукой, строить карьеру в этой области.

Кроме того, информационные технологии помогают решать вопросы, связанные с карьерой, более объективно. Раньше подобные решения принимались в небольших советах, и часто возникали конфликтные ситуации. А сейчас, когда используются объективные научные показатели, вероятность ошибок должна уменьшаться. Если, конечно, эти два условия, о которых мы говорили – а именно, приоритеты и объективная экспертиза, соблюдаются.

А если говорить о траектории карьерного роста учёного, всегда ли она выводит человека на административные должности? Или сегодня есть возможность сочетать роли учёного и руководителя?

– Конечно, администрирование и научная работа – это разные вещи. Хотя нынешнему учёному всё-таки необходимо быть менеджером в какой-то мере. Например, сейчас такое дорогостоящее оборудование, что одна научная группа не может себе его позволить. Следовательно, возникает необходимость кооперации и соответствующие навыки.

Помимо этого, работа по проектам включает группу людей, которой необходимо уметь управлять. Сейчас не вызывает сомнений, что в центре научной организации должна быть лаборатория. Не институт. Это не только моё мнение. Это мнение Совета по науке, членом которого я являюсь. Институт должен оцениваться по количеству эффективно работающих в нём лабораторий. Ведь научные открытия делаются не в целом институте, где тысяча человек, и это нормально, а делаются в лаборатории, которая состоит из 10–15 человек. Именно она является базовой единицей науки.

Как Вы считаете, привлекательна ли Россия сегодня для самореализации в научной сфере для отечественных и зарубежных учёных и почему?

– Среди учёных, в том числе более молодого поколения, бытует следующее мнение. Во-первых, очевидно, что привлекательность появилась в последние годы. Это выражается, например, в таком известном университете, как Санкт-Петербургский государственный (СПбГУ), следующим образом: часть ребят, работавших на Западе, вернулись туда за последние годы. И это связано с организационной перестройкой, появлением здесь уникального оборудования. Это относится и ко многим другим университетам, особенно национальным исследовательским университетам.

Кроме того, появляется большее внимание к кадрам, например, появились позиции пост-доков. Это стало привлекательно. Конечно, экономический кризис, который несколько месяцев назад начался, негативно повлияет на кадры, но будем надеяться, что это преходящее явление.

В общем, в последние 2–3 года ситуация начала меняться – не кардинально, но заметно.

Наука становится привлекательной, когда выполняются 2 главных условия:

Первое: важно обеспечить стабильность карьеры молодых учёных. Они должны видеть: если следовать верному пути, то есть, делать хорошую науку согласно уже упомянутым показателям, то карьера и жизненный путь сложатся.

Второе: наличие «активно работающих учёных»: они остаются лидерами, на них равняются. Это своего рода маяк – такой учёный признан, он имеет возможности для самореализации, это значит, что все эти возможности становятся ясны и видны окружающим.

Я разговаривал со своими молодыми коллегами, и они затронули ещё один интересный аспект. По их мнению, молодым научным сотрудникам: кандидатам, докторантам, вернувшимся из-за границы, довольно трудно выигрывать гранты. Моё мнение, это трудности переходного периода. Но надо развивать возможности для академической мобильности, в том числе и за рубеж.

Источник: STRF.ru