О 3-й сессии конференции «Настоящее и будущее российской науки»

Принятие закона

Содержание закона №253-ФЗ, кратко называемого законом об Академии наук, фактически заключается в создании органа исполнительной власти, ФАНО, имеющего ничем не ограниченные права по распоряжению всем имуществом академических институтов. И содержание закона, и его тайная подготовка, и спешная попытка его протаскивания через парламент вызвали гневную реакцию общественности. 2 июля, уже через 3 дня после внесения закона в Госдуму, профсоюзом РАН был организован митинг, собравший около 2000 человек. 24 августа прошёл «митинг молодых учёных». 10 сентября — снова организованный профсоюзом митинг. Потом были «гуляния» у Госдумы и Совета Федерации, некоторые участники которых были задержаны и получили штрафы. Это только московские акции, да и то не все. Более полный список можно посмотреть здесь. А были ещё многочисленные заявления трудовых коллективов, советов молодых учёных, более 120 тысяч собранных против закона подписей…

Несмотря на столь массовую и активную кампанию протеста, закон был принят и 27 сентября подписан президентом России. Следует ли из этого, что сопротивление было бесполезным? Нет. Во-первых, власть потерпела полное поражение на информационном фронте. В 13-ом году говорили, что реформа задумана в интересах рядовых сотрудников, страдающих от произвола академиков. Потом стали говорить, что реформа проводится в интересах молодёжи. Где теперь такая риторика? Массовые акции протеста полностью опровергли эти сказки. В 13-ом году принятие закона проводилось без оглядки на всё научное сообщество, ограничившись получением поддержки от ректоров ведущих ВУЗов. Теперь реформаторы вынуждены создавать видимость конструктивного диалога. Во-вторых, во многом благодаря массовым протестам практическое применение полномочий ФАНО было отсрочено, и существенного вреда российской науке за два года нанесено не было. И, в третьих, что самое главное, протестная кампания создала органы сопротивления, органы противодействия реформе. Не все из них за два года сохранили своё существование; из продолжающих работу стоит отметить комиссию общественного контроля в сфере науки, тесно связанную с оргкомитетом конференции.

Можно ли проводимую реформу объяснить некомпетентностью чиновников, их желанием научиться управлять научными институтами в меру своего образования и своих способностей? Однозначно, нет. Любая реформа всегда опирается на какую-то прослойку людей. Научное сообщество является очень разнородной структурой. В зависимости от специальности, работа может вестись индивидуально, в лабораториях или крупных институтах. Часть научных работников занимается фундаментальными исследованиями, часть развивает науку в постоянном контакте с производством, и есть такие лаборатории, которые фактически занимаются инженерной, а не научной работой. В академической среде есть сторонники большего или меньшего вмешательства государства в науку, если сторонники полной интеграции российской науки в мировую и, наоборот, необходимости наличия в России собственных специалистов во всех отраслях. Однако научное сообщество выступило против этой реформы единодушно, и единственный социальный слой, на который опирается реформа — это чиновничество.

Цель реформы

Как уже было сказано, в законе прописаны только безграничные полномочия ФАНО, и формальный анализ его текста не позволяет установить его истинные цели. Наибольшее опасение в среде научных работников вызывает возможность массовых сокращений, вывода институтов из Москвы за её пределы или из центра — на окраины. В 2013 году предприниматели уже стали присматриваться к земельным участкам и зданиям. Однако передела, к счастью, пока не произошло, и реформа за последний год сводилась к куче инструкций разной степени вменяемости, присылаемых из ФАНО в научные институты. Мне как рядовому сотруднику лишь приходилось подписываться, что я ознакомлен с «политикой института в области качества», «антикоррупционной политикой института» и ещё несколькими подобными документами. А руководители лабораторий и администрация института постоянно проходят проверку на умение оперативно заполнять бессмысленные формы.

Прошедшая конференция показала, что период мирного развития реформы, как его можно охарактеризовать, подходит к концу. С какой бы улыбкой на устах президент РАН Владимир Фортов, зам. министра Людмила Огородова и прочие руководители не говорили о наконец-то сложившемся конструктивном диалоге и достигнутом по многим вопросам взаимопонимании, тема ожидаемых массовых сокращений невидимой нитью проходила через большинство выступлений.

«Из проектов последних документов министерства образования и науки видно, что чиновники министерства исходят из двух основных принципов. Во-первых, они полагают, что сохранения и развития достойны только направления науки, которые сегодня выглядят как приоритетные. Второй тезис — они считают, что науку делают только выдающиеся учёные и выдающиеся коллективы» — отметил академик РАН Валерий Рубаков. Избирательная поддержка лишь некоторых направлений науки противоречит её законам развития и поэтому неизбежно приведёт к деградации, к потере целых научных школ. «То, что сегодня приоритетом не выглядит, то вполне может стать приоритетом через 15-20 лет. И наоборот, конечно… Фундаментальная наука — это самоорганизующаяся система, нельзя её загонять в прокрустово ложе приоритетов. Поддержки заслуживают все направления исследования, если, конечно, они ведутся на достойном уровне. Конечно, это не означает, что государство… не может ставить приоритетных задач. Но решение этих задач должно обеспечиваться дополнительными ресурсами». Не менее вредным является избирательная поддержка лишь небольшого числа выдающихся учёных или коллективов. Редкая работа может стать передовой, если она не вбирает в себя результаты работы других исследователей. Без обмена опытом с коллегами, без привлечения к работе людей из близких по направлению коллективов невозможно достичь выдающегося успеха. Государство же предлагает на конкурсной основе обозвать часть разработок выдающимися и утопить все остальные. «Конкурс есть конкурс. Проигравший в этом конкурсе, а таковых, по определению, будет большинство, будет выгнан на улицу. Я не хочу на таких условиях конкурировать с коллегами из Уфы, или Красноярска, или Махачкалы. Я не хочу претендовать на роль выдающегося учёного по версии этих «Методических рекомендаций», потому что я не хочу, чтобы из-за этого были выброшены из науки несколько моих коллег» — объяснил Валерий Анатольевич.

Помимо «Методических рекомендаций», опасения также вызывает президентский указ о повышении зарплат научных работников до официальной средней зарплаты по региону. Требование увеличить зарплату без увеличения финансирования науки неизбежно приведёт к массовым сокращениям работников, что недавно и произошло во многих ВУЗах. Правда, есть и другой президентский указ — об увеличении финансирования науки до 1.77% ВВП, но вот его-то никто выполнять и не собирается! Ну вы же понимаете, сейчас такая сложная внешнеполитическая обстановка, Крым, всё такое… Впрочем, министерство считает, что дело даже не в этом. «Когда президент говорил о том, что внутренние затраты должны составить 1.77, то речь идёт о том, что внебюджетная составляющая финансирования, а для этого мы должны получить серьёзный новый фундаментальный результат, она должна быть больше, чем та, которая есть сегодня у нас» — так объяснила участникам конференции отсутствие денег Людмила Огородова.

Вторила Людмиле Огородовой учёный секретарь Совета молодых учёных (СМУ РАН) Анна Щербина, не допускавшая и мысли о необходимости увеличения бюджетного финансирования, призывавшая искать его со стороны бизнеса и предлагавшая для этой цели организовать семинары по обучению тайм-менеджменту, управлению проектами и деловым коммуникациям. А ведь два года назад она с пафосом выступала против планов правительства, заявляя, что в случае проведения реформы 55 тысяч научных сотрудников станут собственностью ФАНО. Занятно наблюдать такую метаморфозу сознания. Впрочем, ничего удивительного…

Короче говоря, лабораториям предлагается искать финансирование где угодно. Государство периодически с помпой увеличивает базовое финансирование, но потом выясняется, что оно выделилось куда-то не туда. В условиях недофинансирования науки вообще, часть выделяемых на неё средств тратится на не имеющие к ней отношения проекты типа Сколково (Виктор Вексельберг) и Роснано (Анатолий Чубайс), на научно-техническое обеспечение конкурсных механизмов и экспертизу госконтрактов (в которой проявил себя Андрей Фурсенко). Пожалуй, сложившуюся ситуацию с финансированием нельзя описать лучше, чем стихами Тимура Шаова:

А вы, бедняги, просите Его Превосходительство:
«Кормилец, дай нам денюжку, добавь хоть медный грош!»
«Конечно же, берите же, – вам говорит правительство.
А вы ему: «Так нету же!» Оно вам: «Так ото ж…»

Никакого ответа на многочисленные выступления, как же всё-таки возможно выполнить указ о повышении зарплаты без увеличения базового финансирования и без массовых сокращений, на конференции не прозвучало. Представитель ФАНО Алексей Медведев под неодобрительный шум в зале продолжал говорить «о недопустимости распыления бюджетных средств». В условиях, когда, по его же словам, 80% тематик исследований выполняются одной лабораторией, это означает только одно — полное прекращение работ по многим тематикам.

На конференции почти не затрагивался вопрос об укрупнении институтов. Некоторые институты, расположенные рядом и занимающиеся близкими направлениями исследований, действительно имеет смысл объединять под общим руководством, чтобы избегать конфликта интересов. Но целью укрупнения является не это.
В небольшом институте все работники друг друга знают, директор является уважаемым в институте человеком, как правило, вынужденным считаться с мнением коллег и зачастую продолжающим заниматься научной работой. В крупных объединениях директор из представителя интересов коллектива превращается, во-первых, в слугу агентства и, во-вторых, в распорядителя крупных финансовых средств, а коллектив, представляющий собой механическую смесь мало знакомых друг с другом людей, теряет способность вырабатывать и отстаивать свою собственную позицию. Укрупнение институтов поэтому является прямым ударом по остаткам академического самоуправления.

Конструктивный диалог

Несмотря на столь явные намерения власти сэкономить на науке и угрозы массовых сокращений, не только со стороны министерства, но и со стороны учёных часто звучит удовлетворение наличием конструктивного диалога между властью и научным сообществом. «Я уверен, что мы можем много добиться. О том, что это более чем реально, что руководство страны, президент и премьер, готовы вести с учёными заинтересованный разговор, показало заседание президентского совета [совета по науке и образованию при президенте РФ – ред.] в декабре» — говорит президент РАН Владимир Фортов. «У меня даже нет претензий к ФАНО. Мне как раз кажется, что это ещё повезло, что в ФАНО люди, которые настроены на достаточно конструктивное сотрудничество» — говорит академик Некипелов. «Есть два подхода, которые мы обсуждали в Обществе научных работников. Первый подход — это бороться с реформой. Этот подход достаточно неплох, он показал свою эффективность. Мы эффективно боремся с предлагаемыми реформами и добиваемся результатов иногда. Иногда нет. И второй подход — это работать вместе с чиновниками, чтобы предлагаемые реформы начинали действовать в позитив… Я хотел вас призвать бороться за то… чтобы предлагаемые изменения были реализованы грамотно и правильно» — говорит член совета по науке при МОН Юрий Ковалёв.

Кажется, что деловое обсуждение за столом переговоров всегда лучше, чем протестные «гуляния» и поездки по городу в автозаке. Но давайте разберёмся на примерах, в чём заключается этот конструктивный диалог, по каким вопросам мнение научной общественности принимается во внимание.

Рассмотрим вначале деятельность Совета по науке минобре, отталкиваясь от его сайта. Этот совет характеризуется, прежде всего, признанием скорейшей необходимости развития грантового финансирования и адресной поддержки ведущих ученых, лабораторий и организаций. Помимо оперативной реакции на юридические коллизии, постоянно возникающие из-за непродуманности и поспешности действий чиновников, его заботит проблема выбора показателей для оценки результативности научных организаций. Со стороны этого совета ФАНО и министерство часто критиковались за неадекватные критерии конкурсного отбора. Предложения по изменению этих показателей признаются конструктивной критикой, а её авторам со стороны министерства даже выражается благодарность за оказанную помощь. Людмила Огородова со своей стороны обещала подтверждать все принимаемые меры необходимыми нормативными актами и обеспечивать прозрачность конкурсных механизмов. В действительности же сам формальный подход к оценке качества научной работы количественными показателями вызывает большие вопросы. «Эти показатели, эти циферки имеют только два преимущества: чтобы их сравнивать, достаточно знаний, полученных в начальной школе, это во-первых (аплодисменты), а, во-вторых, освобождают от глубокой серьёзной работы — вникать в суть процесса» — верно отметил в своём докладе сотрудник МИАН Илья Шкредов.

Теперь рассмотрим пример диалога с Академией наук. Одной из её функций является участие в формировании перечня приоритетных направлений науки, то есть, по сути, составления списка тех, кто должен выжить в результате реформы. Академия по этому вопросу, хоть и очень робко, но ещё пока высказывает собственную позицию. Так, на одном из заседаний президентского совета, обращаясь к президенту РАН, А. А. Фурсенко отметил: «сложно назвать направления исследований, которые не попали в эти перечни. То, что попало, практически любая работа, которую вы считаете более или менее значимой, она в эти перечни попадает». Да, пока не всегда оказываются конструктивными предложения от Академии, над этим ещё предстоит поработать.

Объединяет всю «конструктивную критику» то свойство, что она не замечает ни низкие объёмы финансирования науки, ни распределение выделенных средств на псевдонаучные проекты типа Сколково и Роснано, ни предполагаемое снижение базового финансирования за счёт роста конкурсной доли. Конструктивной критикой признаётся такая, которая направлена не против реформы, а лишь на то, чтобы эта реформа до поры до времени была наименее болезненной, наименее заметной. Основной же принцип реформы — оставить только наиболее успешных научных работников, наиболее успешные коллективы и сэкономить финансовые средства путём отказа от части направлений исследований — конструктивная критика не затрагивает.

Заключение

Выступая на конференции в 2013 году, Жорес Алфёров говорил: «Мое мнение — нельзя идти на обсуждение конкретных пунктов[закона об Академии наук]. Потому что при обсуждении конкретных пунктов нас все равно обманут дальше». Эти слова остаются актуальными и теперь, спустя два года. Пока актив Академии и её институтов будет считать высшим достижением установление конструктивного диалога и внимание чиновников к предложениям по совершенствованию конкурсных механизмов, упускается из виду главное — необходимость противостоять сокращениям и неизбежно последующим за ними отчуждением зданий и территорий.

В 2013 году не президент РАН своими переговорами с Путиным, а массовые выступления научной общественности, давление на него с улицы изменили ход реформы, отсрочили её на два года. Борьба ведётся не на официальных встречах; на них лишь фиксируется уже сложившееся соотношение сил. Вероятность добиться от власти выполнения наших требований зависит в первую очередь от активности научных работников, от их чёткой позиции и донесения её до широких слоёв общества. Поэтому научным работникам нужно активнее участвовать в деятельности сложившихся органов сопротивления, таких как эта конференция, общество научных работников и комиссия общественного контроля. А руководству Академии следует помнить, что помимо её собственных членов есть ещё и 80 тысяч исследователей, позиция которых и определит, будет ли остановлено уничтожение российской науки, или же она утонет в слизи сиюминутных финансовых интересов эффективных менеджеров.

Павел Бахвалов

Источник: РотФронт.su