Правительство утвердило план реструктуризации академической науки. Он стал реализацией поручений президента РФ. Какова цель этой революционной акции? Насколько сократится число институтов РАН? Будет ли масштабное сокращение научных сотрудников? Об этом корреспондент «РГ» беседует с первым заместителем руководителя Федерального агентства научных организаций (ФАНО России) Алексеем Медведевым.
Опасения ученых, что стартовавшая два года назад реформа РАН нанесет науке серьезный удар, не оправдались. Никаких радикальных изменений не произошло. Но президент РАН Фортов утверждает, что эти два года были для академии и ФАНО периодом осмысления реформы и подготовки дальнейших шагов. И только сейчас она действительно стартует. И вновь звучат опасения, что это могут быть «тектонические сдвиги», которые могут кардинально изменить лицо нашей науки. Какова главная цель грядущей реструктуризации?
Алексей Медведев: На самом деле главных — две. Во-первых, повысить востребованность разработок наших ученых для технологической модернизации экономики и реализации крупных проектов. Ведь внедрение перспективных разработок много лет остается ахиллесовой пятой нашей экономики. И сейчас надо переломить ситуацию, вывести наконец разработки из стен лабораторий, превратить их в конкретные технологии, промышленную продукцию.
Кто-то скажет, этим должны заниматься прикладные институты. Верно. Но, увы, по разным причинам за 20 с лишним лет мы потеряли огромное количество таких коллективов. Поэтому сейчас предлагается вокруг сильных институтов РАН сконцентрировать исследовательские ресурсы, инфраструктуру, в том числе КБ, опытные производства, другие организации, чтобы они совместно довели перспективные идеи до внедрения. Это ни в коем случае не значит, что на второй план отходят фундаментальные исследования. Они остаются нашим приоритетом, так как это база для всех последующих прикладных работ.
Вторая цель реструктуризации — это запуск принципиально новых направлений исследований, в том числе междисциплинарных или трансдисциплинарных. Именно на стыках разных наук в мире совершается большинство прорывов. Для этого ученых надо собрать на одной площадке, создать творческую научную среду. В таком варианте реструктуризации будут объединяться только научные институты.
А что мешает и при нынешней схеме организации науки вести подобные прорывные исследования? Ведь ученые из разных институтов могут объединиться, например, во временные коллективы под какую-то задачу. Зачем собирать их под одной крышей, порождая этаких научных монстров?
Алексей Медведев: Мы изучали этот вопрос. По статистике ученые РАН сегодня выполняют около 14 тысяч тем. И из них 85 процентов реализуются в рамках одного научного коллектива, по сути, ученые различных институтов не взаимодействуют между собой, подчас выполняя одни и те же работы параллельно. И только 7 процентов тематик выполняются двумя лабораториями, а остальные тремя и более. Как видите, впечатление, будто бы наши ученые активно взаимодействуют, ведут много совместных работ, обманчиво. Понятно, что под одним юридическим лицом намного проще собрать разных ученых для решения какой-то задачи.
Конечно, здесь есть свои риски. Например, могут пострадать отдельные научные направления и научные школы. Даже у руководителя такого многопрофильного научного центра может возникнуть конфликт интересов. Ведь, с одной стороны, он директор, а с другой — ученый со своими пристрастиями и взглядами. Здесь гарантами, чтобы не допускать, сглаживать подобные ситуации, должны стать сами программы, под которые создаются такие сборные команды.
Хочу особо подчеркнуть принципиальный момент реструктуризации. Новый центр ни в коем случае не должен стать просто суммой потенциалов институтов. Эффект объединения должен быть кумулятивным. Иначе игра не стоит свеч. Не стоит и браться.
Говоря образно, результат — это не сумма, а произведение компетенций?
Алексей Медведев: Именно так. И еще очень желательно, чтобы в этих проектах было этакое научное нахальство. Пока в заявках часто предлагается то, что уже есть, над чем работают сейчас. А надо показать перспективы, задачи, которые будут прорывом в пока еще неизведанное.
Но кто сможет оценить, что данные проекты действительно прорывные, что им можно давать «добро»?
Алексей Медведев: Заявки институтов проходят много фильтров обсуждений, они предельно открыты и прозрачны. Вы не можете принять решение келейно, в кабинетах, группой заинтересованных лиц. Все аргументы придется вынести на люди.
Как происходит объединение? Какова его технология? Важна инициатива снизу или все решает команда сверху?
Алексей Медведев: Здесь возможны варианты, но в основном такие сборные команды создаются по инициативе снизу. Научные коллективы должны заявить проект и задачи, которые он будет решать. Ни о каком давлении со стороны, в том числе сверху, речи быть не может. Всегда есть инициативная группа, которая берет на себя роль локомотива проекта. Она должна убедить остальных коллег, что надо идти в такую «сборную», что это нужно большинству сотрудников. В идеале суть надо донести до каждого человека, чтобы он осознал свое место в новом коллективе. Решающая роль принадлежит РАН, там идут бурные споры, и прежде всего в отделениях, ведь достаточно распространена ситуация, когда объединяются институты из разных отделений. Значит, может возникнуть конфликт интересов. Если есть разногласия и РАН высказывает свои замечания, то вопрос рассматривается на совместной площадке экспертов. Свою правоту доказывают участники проекта, те, кто представляет команду. Если вопрос решен, то ФАНО России вносит проект в правительство.
Понятно, нам важно получить его поддержку. Кроме того, правительство может дать поручения ведомствам включиться в работу с проектами, чтобы использовать возможности создаваемого центра. Их намного повышает эффективность проекта.
Сколько уже утверждено объединенных коллективов? Есть заявки, которые не получили «добро»?
Алексей Медведев: Вначале было пять пилотных проектов, сейчас уже 23, на стадии обсуждения еще 35. Должен отметить, что многие институты активно стремятся к объединению, их интерес очевиден, но далеко не факт, что их заявки будут утверждены. Повторяю, отбор очень жесткий, может, даже пристрастный.
В то же время радует настрой и руководителей институтов, и инициативных групп — они готовы меняться и нести за это ответственность. Что отмечают те, кто принял решение участвовать в интеграции. Реструктуризация открывает окно новых возможностей. Что имеется в виду? Можно в рамках имеющихся компетенций научных коллективов ставить и решать совершенно новые задачи. Это окно возможностей сейчас главный драйвер для ученых. Его хочется поддерживать.
А как работает вариант «команды сверху»?
Алексей Медведев: Речь идет о запросе со стороны государства. Он предполагает объединение нескольких коллективов, чтобы ускоренно решить важную народно-хозяйственную проблему. Во многом это связано с тем, что РАН в тяжелые кризисные годы удалось сохранить кадры, знания и компетенции, которыми когда-то владели отраслевые институты. Сегодня их осталось мало, и оказалось, что многие ведомства не могут сами решать задачи перевооружения отрасли. Так что академическая наука должна прийти на помощь.
Но здесь крайне важно не поставить телегу впереди лошади. При создании нового коллектива под конкретную, по сути отраслевую задачу, надо обязательно помнить о первостепенной роли фундаментальных исследований. Они в научной организации должны быть обязательно сохранены. Они остаются главным приоритетом для нас.
Когда правительство утверждает проект объединения, оно под него выделяет деньги? Или они берутся из уже утвержденного бюджета науки и тогда кому-то финансирование урежут? Кстати, пять пилотных проектов получили дополнительное финансирование?
Алексей Медведев: ФАНО стремится гарантировать им финансовую поддержку. Мы направили в правительство предложения о выделении средств на такую программу развития. Но у нас есть и собственные возможности для маневра в рамках выделенных агентству денег.
Что касается «пилотов», то, во-первых, им гарантировано сохранение выделенных ранее сумм. По нынешним непростым временам это уже важно. Кроме того, поддержаны их предложения и заявки по развитию исследовательской инфраструктуры новой организации.
Когда несколько институтов сливаются в одно юридическое лицо, то ряд директоров теряют свои кресла. Почему идут на такое понижение статуса?
Алексей Медведев: Фактически они его не теряют. Скажем, три института собираются под крышей одного юрлица, но в нем остаются структурные подразделения. Как, например, в МГУ есть НИИ ядерной физики или в ФИАНе есть несколько отделений. При такой структуре не возникает противоречий. Конечно, на стадии согласований надо проговорить все нюансы, которые обеспечивают права участников, уровень автономии, сохранение своих ученых советов и т.д. По сути, в родившемся новом коллективе останутся незыблемыми демократические традиции, которые десятилетиями создавались и поддерживались в академии. В науке нельзя диктовать — иди делай. Здесь другие законы.
Вы оценивали, сколько на финише реструктуризации останется институтов? Когда-то руководители минобрнауки говорили, что максимум 100-150, а сейчас их около 800.
Алексей Медведев: Я не знаю, сколько должно остаться институтов. В принципе вообще не должно быть такой задачи — сократить количество научных организаций. Цель реструктуризации качественно изменить нашу науку, а плана выйти на какое-то число никто не ставит. Это было бы странно.
Когда готовились к старту пилотных проектов, в ряде институтов прозвучали протесты против этой акции, в частности, возмущались ученые Вычислительного центра РАН и математического института из Кабардино-Балкарии. Это издержки работы или причина более глубокая?
Алексей Медведев: Скорей дело в том, что инициаторы в чем-то просчитались, а главное, уделили мало внимания отдельным группам, не вовлекли их в диалог, поэтому люди не увидели свое место в этом процессе. Потом решения были найдены и сторонам удалось договориться.
Но надо учесть, что это живое дело, здесь нет шаблона на все случаи жизни, каждый такой проект сугубо индивидуален. Поэтому всегда будут те, кто сомневается. Принципиально важно, что все подобные споры происходят публично и открыто. Это позволяет своевременно корректировать решения.
А вам пришлось на себе испытать бурю споров и страстей?
Алексей Медведев: Неоднократно. Проехал много институтов по всей стране. Дискуссии шли в больших залах, которые были забиты под завязку. Равнодушных точно не наблюдалось. Что для себя вынес из этих встреч? Важно быть искренним и открытым. Заявляй прямо свою позицию. Ее могут принять в штыки, могут назвать не самым приятным словом, но когда выходишь из зала, то видишь — тебя услышали. Люди могут с тобой не соглашаться, но они тебя поняли. Поняли, что не врал, ничего не утаил, не лицемерил, лишь бы получить согласие. Ты честно и жестко назвал все риски. Именно такое общение всегда было принято в академическом сообществе. Здесь ты играешь на их поле. И это слышат.
Наверняка слышали опасения ученых, что реструктуризация вызовет массовые сокращения. Что отвечаете?
Алексей Медведев: Мы находимся не в той ситуации, когда нужно сокращать научных сотрудников. Наоборот, нам важно сохранить научную среду. Одна из причин — тяжелая демографическая ситуация в стране. Сейчас число тех, кому 20-30 лет, в два раза больше тех, кому 10-20 лет. Даже по этой причине в науку не придет много людей, их просто нет. Поэтому сейчас крайне важно не только привлечь молодежь в науку, но и сделать все возможное, чтобы она в ней осталась.
Что касается уже начатых проектов по объединению, то никаких увольнений ученых там не происходит, научные коллективы будут сохранены. Сокращения могут затрагивать только административный и управленческий персонал в рамках оптимизации затрат.
Источник: Российская газета
