«Чиновнику достанутся голые цифры, он холоднокровно отсечет те организации, которые попадут в пресловутые – 25%»

Математики – подобно французам:
независимо от того, что Вы говорите им,
они переводят это на их собственный язык,
и немедленно это означает что-то совершенно другое.
И.В. Гете

Уже достаточно давно в СО РАН проходили некие большие выборы, директоров, в академию и т.д. В некоторых моментах выборы были непростыми. Тогдашний председатель СО РАН предложил для ускорения процесса выбрать в счетную комиссию только математиков. Результаты выборов нужно утверждать, народ сидит, ждет. Час ждет, два ждет, три ждет. Звереет. Сотовых телефонов тогда не было. Что там в комиссии происходит неизвестно.

Через три часа выглядывает председатель счетной комиссии и просит еще подождать, т.к. члены комиссии еще к подсчетам не приступали, вырабатывают общий алгоритм, и возникла большая дискуссия. С тех пор в счетные комиссии СО РАН математиков стараются не выбирать. Все как в старинном университетском анекдоте – «Как говорил мой знакомый профессор математики: «математики бывают трех видов – те, кто умеют считать, и те, кто не умеют»».

Это к тому, что сказал глубокоуважаемый Эдуард Алексеевич по поводу сложностей подсчета «наукометрий» армией секретарей. Нормальный ученый секретарь любого естественно-научного института сделает это в одиночку за 15 минут. Хотя, возможно, хороший математик со временем забывает, как это складывать столбиком.

Другое дело, что предложенная схема оценки результативности институтов только внешне похожа на критерии «Георгиевской» программы, а, по сути – противоположна ей. Георгий Павлович всегда и везде утверждал и утверждает, что «научная единица» – это лаборатория, но никак не институт. Во-вторых, в программе МКБ дотошно «обнюхивают» каждую публикацию, чего в схеме МОН нет и в помине.

Приведу пример, достаточно жизненный. Некий коллектив (институт, лаборатория) за 5 лет опубликовала 30 своих работ в журналах со средним импакт-фактором 1, и цитированием 10, т.е. всего 300. В другом коллективе (условно не работающем совсем) 1 человек отдал некий образец чего-то западным коллегам, или сам уехал в продуктивную лабораторию, но из тех или иных соображений оставил вторым свой российский адрес и опубликовал статью в коллективе из 1000 человек (что сейчас не редкость), скажем, в Science, и эту статью процитировали по разу те же 1000 соавторов.

Так вот в схеме МОН эти два коллектива будут равны по суммарному импакт-фактору, и первый будет много хуже выглядеть по цитированию. По критериям же МКБ второй «коллектив» заведомо проиграет первому. И таких достаточно распространенных примеров можно привести множество. Берусь утверждать, что схема МОН при бездумном использовании ничего, кроме вреда принести не может и не только математикам, но и «молекулярным биологам» тоже. Здесь я солидарен с коллегой Гиршем.

Безусловно, я ЗА наукометрическую оценку. Отказ от нее сейчас для российской науки сродни с поголовным нашим присоединением к отказу Ренди Шекмана публиковаться в Science, Nature и Cell. Но оценивать нужно лаборатории и отделы, как максимум, а уж институты – по достойным сотрудникам и лабораториям, и никак не в численном выражении.

Важнейшие критерии, что сделала эта лаборатория и где опубликовалась. Есть журналы профессиональные, если лаборатория там публикуется, значит, она регулярно проходит самую высокую профессиональную оценку, существенно лучшую, чем мы можем организовать внутри страны. По крайней мере, такая оценка объективней, чем традиционно русская, типа объединения троих ученых по интересу, когда к позднему вечеру, уже после обсуждения вопроса о взаимном уважении, выясняется, что каждый из трех знаком как минимум с двумя гениями российской науки.

Рецензии в журналах с приличным импакт-фактором часто лишают нас многих иллюзий, что больно. Поэтому, наверное, многие и против измерения импактов, цитирований и хиршей, а те, кто не против, зачастую резко возражают против выяснения, что за этим стоит, по крайней мере, в отношении себя. Наукометрия – это не голые цифры, а вся информация о том, на чем они основаны. Типа – карты на стол, господа. А уж потом можно и подсвечником.

Чиновнику достанутся голые цифры, он холоднокровно отсечет те организации, которые попадут в пресловутые – 25%. А через 5 лет опять 25, и так до полного уничтожения российской науки. Вот это будет самое вредное. Наблюдал вокруг Вашингтона (Бетесда, Фредерик и т.д.) десяток институтов в принципе одного «молекулярно-биологического» профиля, в Калифорнии их еще больше.

Высочайшая конкуренция – благо для экспериментальной науки. А у нас предлагают чуть ли не собственными руками начать соскабливать тончайший хоть сколько-нибудь научный слой с России. Более «государственным» мне кажется путь по поддержке сильных, а не убийство «условно» и «цифирно» слабых. Но, наверное, убийство и тех и других и есть цель реформы. Боюсь, что в итоге страна окажется с наукой лишь в виде кандидатов, докторов и академиков неестественных наук, сконцентрированных во фракции правящей партии и подотчетном ей правительстве и одной на всех, многократно реплицированной диссертацией.

Прошу приведенные слова Гёте, не относить к нашим, безмерно уважаемым мною математикам, а с учетом наших реалий отнести ее к чиновникам правительства и аффилированных с ним структур, в обязанность которых вменили реформу российских академий.

Источник: Полит.ру.