Публикация портала Научная Россия.
Сейчас, когда Российская Академия наук переживает переломный период в своей истории, интересно было бы обратиться к прошлому – к первым десятилетиям ее существования. Созданная волей императора Петра 1, она за свою историю прошла путь от горстки приглашенных иностранных специалистов до мощной системы организации науки, позволившей огромной стране описать ее территорию, разведать ресурсы, создать индустриальную мощь, выиграть мировую войну и выйти в космос. Однако именно тогда, в 18 веке создавался образ российского ученого человека, профессора, первопроходца. И тогда же формировались корни отношения общества и власти к носителям знания. Сейчас, в начале 21 века, для нас снова становятся не просто актуальными, а животрепещущими именно проблемы начального периода жизни Академии — роль государства в организации науки, соотношение фундаментальной и прикладной науки, положение ученого в обществе и необходимость повысить его статус. Возможно, это позволит нам лучше понять то, что сегодня происходит вокруг Академии и ученых – наших современников.
В новом году мы будем публиковать на нашем портале материалы о разных этапах жизни РАН.
«…нам Петр Великий ввел науки…»- так Гавриил Романович Державин, с присущей ему прямотой, определил появление в России главной организации ученых. Действительно, почетный член Парижской академии наук император Петр I, как человек дела, понимал, что вводимые им реформы требуют специалистов. И своей волей озаботился созданием собственной Академии наук и художеств и соответствующих учебных заведений.
На протяжении X-XVII веков в России накапливались знания о природе, языке и истории, которые тем не менее, не переросли в научную систему. И в этом изначальный парадокс Академии – Петр начал сразу «с конца», надолго изумив просвещенных иностранцев. В начале XIX века савойский посланник в Петербурге Жозеф де Местр в письме к А. Разумовскому возмущался представлениями Петра I, полагавшего, что «наука — растение, которое можно искусственно вывести, как персик в теплице». Он указывал, что на Западе академические учреждения не насаждались сверху. «Все ученые европейские академии… начали с того, что были свободными собраниями частных лиц, соединенных любовию к науке. После некоторого времени монарх, видя общее к собраниям этим уважение, высочайшими грамотами давал им гражданское существование. Вот как образовывались академии!» И действительно, европейские академии наук возникали на основе уже существующих, завоевавших авторитет ученых обществ (например, французская, учрежденная Ришелье в 1635 году). Государственное участие в академических делах находилось в прямой зависимости от степени централизации власти в стране.
Однако царь Петр полагал по-своему. Проект Положения об Академии наук и художеств был по его приказу составлен лейб-медиком Блюментростом. Общая задача сформулирована так: Академия учреждалась, «дабы науки размножены и в лутчее состояние приведены были». Академия наук была задумана как многоцелевая организация. Структурно она состояла из трех частей: собственно научного подразделения; высшего учебного заведения для подготовки российских («натуральных») ученых и, наконец, гимназии, где юноши готовились бы к учению в Академическом университете. Петр I был практичен и требовал, чтобы новое учреждение работало «с малыми убытками» и более эффективно, чем его зарубежные аналоги. И считал, что первые материальные условия для деятельности Академии достаточно подготовлены. Имелась немалая библиотека, захваченная при военных действиях в Прибалтике. Любимым детищем императора также была Кунсткамера, и особым указом повелевалось доставлять в нее со всех концов России «уродов», редкости, старинные вещи; за доставку полагалось денежное вознаграждение, за утайку — штраф.
Академия призвана была не только вести научные исследования, но и способствовать развитию «вольных художеств и мануфактур» путем создания для них «удобных машин» и инструментов. Иначе говоря, научное знание должно приносить пользу производству. В штате Академии было 11 академиков, представлявших первый, второй и третий класс наук. В первом — классе математических наук — академики занимались математикой, астрономией, географией, навигацией, механикой. Во втором — классе естественных наук — изучали физику, анатомию, химию и ботанику. В третьем — классе «гуманиоры, гистории и права» — академики вели исследования в областях риторики, античной и новой истории, естественного и публичного права, политики и этики.
Чего же именно ждали от академиков? Они должны были «в своей науке добрых авторов, которые в иных государствах издаются, читать», «сочинять из оных экстракты» и публиковать их «с протчими изобретениями и розсуждениями». Все новейшие «декуверты» (изобретения) следовало: «1) Розискивать и свою апробацию откровенно о том сообщать, сиречь — верны ли оныя изобретения; 2) Великой ли пользы суть или малой; 3) Известны ли оныя прежде сего бывали или нет?». Таким образом, речь шла по преимуществу о прикладной науке. Важной функцией нового учреждения стала и популяризация научных знаний — перевод и сочинение книг, чтение публичных лекций.
Что такое академик или профессор в первой половине — середине XVIII века? Лицо с неопределенным социальным статусом. Эти слова практически ничего не говорили русскому уху. Статус ученых в XVIII веке отражал общий реальный уровень престижа науки. Какой бы мировой известностью они ни пользовались, в глазах дворянской аристократии ученые мало отличались от образованной домашней прислуги. Однако при этом сам император все же учитывал специфику ученых как людей особой природы. Первую оценку-характеристику ученых мы находим в проекте Положения об Академии. «Ученые люди, которые о произведении наук стараются, обычайно мало думают на собственное свое содержание, — подчеркивается в документе, — того ради потребно есть, чтоб академии кураторы непременные определены были, которые бы на оную смотрели, о благосостоятельстве их в надобном приуготовлении старались, нужду их императору при всех сказаниях предлагали и доходы в своем ведении имели». Впервые о бескорыстии ученых людей здесь заявлено как о их неотъемлемом свойстве.
В Западной Европе, особенно Германии, профессора традиционно были окружены почетом, всеобщим уважением, общественный статус их был высок. Поэтому было непросто набрать для Российской Академии видных ученых, которые согласились бы оставить родные пенаты ради снежной «страны варваров». Однако соратникам Петра I удалось пригласить, как он того требовал, «самолутчих ученых людей». Среди них были естествоиспытатели Г. Стеллер, Д. и Н. Бернулли, И. Гмелин и Г. Рихман, астроном Ж. Делиль, математик Л. Эйлер, историк Г. Миллер и др. В России их ожидало немало трудностей, однако историки отмечают, что тут они нашли наиболее благоприятные в то время в Европе условия для занятия наукой. Великий математик Эйлер писал даже: «я и все остальные, имевшие счастье состоять некоторое время при Русской императорской Академии, должны признать, что тем, чем мы являемся, все мы Обязаны благоприятным обстоятельствам, в которых мы там находились».
Петр I был озабочен устройством быта ученых. Жалованье было положено по тем временам огромное (от 500-600 руб. до 1800), а кроме того, каждому полагалась квартира, дрова, свечи. Для содержания Академии наук выделялись денежные средства — 24912 руб. Годовой доход России в 1724 году составлял всего 8, 5 млн руб. Таким образом, расходы на Академию равнялись 0, 3% годового дохода империи. Император распорядился сделать жизнь ученых возможно более замкнутой, и оградить их от реалий российской действительности, а для этого «дом академический домашними потребами удостачить… кормить в том же доме, дабы, ходя в трактиры и другие мелкие домы, непотребными обращаючись, не обучились их непотребных обычаев, и в других забавах времени не теряли бездельно, дабы государственного убытку больше, нежели прибыли, не учинили»
Торжественное открытие Академии состоялось уже после смерти ее основателя в 1725 году. Это был пышный праздник, собравший весь высший свет тогдашнего Санкт-Петербурга. И позже императрица Екатерина I неизменно покровительствовала Академии, посещала заседания, беседовала с учеными. В академическую гимназию записалось немало отпрысков благородных семей; всего же здесь в 1726 году проходили обучение 112 детей. Но вниманием властей Академия наук пользовалась недолго — императрица Екатерина, разделявшая замыслы своего супруга, умерла уже через три года, а подлинного социального статуса новое учреждение не получило. Придворная политическая борьба, интриги, а позже давление «русской партии» при дворе Елизаветы Петровны — все это отодвинуло Академию наук с ее немецким составом на задний план.
Двор в 1725 году переехал в Москву, и за все время пребывания его там Академия не получала никаких средств. Да и позже общим правилом была постоянная нехватка денег. Много лет содержание членам Академии не выплачивалось вовсе или, в обход распоряжений, выплачивалось частично. Нередко долг перед служащими гасили при помощи «натуральной оплаты» — отпечатанными в Академической типографии книгами, которые нужно было продавать самим. Торговать книгами приходилось и М. Ломоносову, назначенному адъюнктом в Академию уже в начале 1742 года. Точного, обдуманного устава Академии дано не было. Она управлялась «по обычаям», т. е. прежде всего по воле и усмотрению президента. Академики от руководства делами были устранены.
Первый президент Академии Лаврентий Блюментрост в соответствии с веяниями времени, не очень интересовался ею. Чтобы оставаться на виду, он вместе с двором переехал в Москву, где занял должность начальника Московского госпиталя. Президентские же полномочия он фактически возложил на своего помощника, секретаря Академии философа Иоганна Шумахера, который к науке как таковой и к своим подчиненным — ученым особого уважения не испытывал. Его наклонностям соответствовало и распределение академических средств: на кунсткамеру, библиотеку, канцелярию и мастерские шло денег гораздо больше, на непосредственно научные нужды — меньше.
Академикам постоянно отказывали в покупке инструментов, открытии новых лабораторий. Таким образом, ученые Российской Академии неоднократно испытывали унижение даже в стенах собственного учреждения. Некоторые академики, видя бесполезность и утомительность борьбы, устранялись от нее и, наконец, уезжали, пользуясь истечением срока контракта. Уехали Г. — Б. Бильфингер и Я. Герман, Гмелин, Делиль; в 1735 году уехал под предлогом слабого здоровья Бернулли; в 1741 году, получив место в Берлине, покинул Россию Эйлер. Упреки уязвленных ученых были справедливы. Действительно, управление Академией было далеко от правил «ученой республики», она авторитарно управлялась Шумахером, который сам решал, на что и сколько потратить денег и т. п. Он, не стесняясь, выдвигал своих родственников на важные посты, случалось, зачислял в Академию людей, не имевших ничего общего с наукой, чтобы потрафить придворным. Шумахер нажил себе немало врагов, которые, естественно, интересовались не только наукой. В многочисленных доносах поминались многие его грехи, вплоть до растраты им некоторого количества «казенного вина», закупавшегося для сохранения анатомических препаратов («на содержание монстров», как значилось в документах). Это было время непрерывных скандалов и интриг, доносов и наказаний. «Под раздачу» попал даже Михаил Ломоносов, отличавшийся независимым нравом.
Президенты Академии сменяли один другого, не задерживаясь надолго. В 1746 году на этот пост заступил граф Кирилл Разумовский, и в 1747 году Академия наук получила новый устав и штат — «Регламент Императорской Академии наук и художеств». Согласно этому документу, Академия была разделена на два учреждения: собственно академию и университет. В Академии числилось 10 академиков, при каждом из них состояли адъюнкты (непременно из русских, которые должны были со временем заменить иностранцев на «природных русских людей»): кроме того, полагалось иметь 10 почетных членов, работающих вне стен Академии. Для заведывания делами Академии назначался президент, а для ведения журнала академического собрания — конференц-секретарь. В начале каждого года Академии надлежало ставить задачи исследований по разным отраслям наук. Наилучшие сочинения предлагалось переводить на русский язык и печатать. Сохранялась неограниченная власть президента и канцелярии, это неизменно порождало скандалы и интриги. Президент Академии К. Разумовский должен был вмешиваться, заявляя, что «господам членам рекомендуется впредь излишние между собою споры оставить, наблюдая благопристойность и честь Академии».
Но подлинная жизнь Академии наук заключалась не в дрязгах и сварах, в которые погружались порой ее члены. Настоящие события происходили в лабораториях, экспедициях, рабочих кабинетах, в гимназических аудиториях. Наиболее заметными и эффективными для того времени были научные изыскания в области изучения огромной неизведанной территории России. По заранее обдуманному плану, основы которого были заложены еще Петром I, одна за другой комплексные экспедиции исследовали бесчисленные «белые пятна» империи. Были организованы и с успехом проведены грандиозные экспедиции — 1-я Камчатская (1725-1730), 2-я Камчатская (1733-1743) во главе с В. Берингом. С 1730-х годов предпринимались академические экспедиции в Сибирь, на берега Северного Ледовитого океана, на Урал и в Приуралье, в Среднее и Нижнее Поволжье, на Алтай, Кавказ и Украину. Эти экспедиции доставили множество сведений для научных исследований, причем шел интенсивный обмен материалами с учеными Западной Европы — новые данные поступали и в их распоряжение.
Достижения Академии наук уже за первые десятилетия ее работы – это труды Ломоносова, работы по прикладной и высшей математике российских академиков Бернулли и Эйлера, которые подготовили одаренных учеников из числа русских. Астроном Делиль основал в Санкт-Петербурге успешно работавшую астрономическую обсерваторию, организовал астрономические экспедиции. Ученые имели неплохую техническую базу — в академических мастерских работали выдающиеся мастера, делавшие тончайшие приборы. Каждому известно имя И. Кулибина, который был механиком Академии в 1770-х годах и поражал современников (и потомков) своими изобретениями. Действовали Академическая гимназия и Университет. Члены Академии выступали с публичными лекциями, стараясь приохотить публику к науке.
Замечательной была издательская деятельность Академии наук, здесь издавалось немало научно-популярной литературы. Переводами научной и научно-популярной литературы занимались практически все русские академики и адъюнкты. Большую трудность представлял перевод научной терминологии, и можно утверждать, что работы академических переводчиков сыграли немалую роль в разработке научного русского языка. Настоящим «культурным центром» стала академическая книжная лавка — здесь можно было купить многие издания, в том числе и зарубежные. В 1749 году книжная лавка для продажи академических изданий появилась и в Москве. Академическая библиотека открылась для публики в 1728 году. Это была первая доступная для общего пользования библиотека в России. Сюда поступал обязательный экземпляр всех книг, географических карт и вообще всех изданий, выходящих из российских типографий. Музеи Академии наук, ее Ботанический сад были не только лабораториями для исследователей, но и публичными учреждениями, которые посещались публикой.
Академия наук в России доказала свою необходимость, не только выжила, но уже в первые 50 лет достигла впечатляющих научных результатов, привлекла людей, для которых ее процветание стало важнейшим делом, создала определенный статус у читающей публики, да и сформировала эту публику тоже. Наконец, здесь были подготовлены целые поколения русских ученых, учеников которых можно было встретить спустя короткое время во всех областях России.
Источник: Научная Россия