11 марта Российский научный фонд закончил прием заявок на получение грантов отдельными научными группами — по первому объявленному РНФ конкурсу. Среди ученых он получил название “маленький”, ибо предполагает финансирование в год до 5 миллионов рублей на группу. Следующие конкурсы фонд обещает провести на суммы гораздо большие. Но по мировым меркам и 5 млн рублей на 12 месяцев существенны, если учесть, что давать их будут три года подряд с возможностью пролонгации еще на два года.
“Много ли на 700 обещанных грантов оказалось претендентов и откуда они?” — сегодня на этот и другие вопросы по просьбе редакции отвечает генеральный директор РНФ Александр ХЛУНОВ.
- Претендентов оказалось гораздо больше, чем хотелось бы. Мы получили свыше 11 750 заявок, — говорит А.Хлунов. — По ряду направлений чуть ли не два десятка на один грант. Запрашиваемые суммы грантов отличались от максимальных 5 млн рублей. Исходя из этого скорее всего распределим не 700, а 800 и более грантов.
- И сумма каждого тогда, грубо говоря, усохнет с пяти миллионов рублей до трех в год?
- Нет, мы не должны сильно отходить от договоренностей, которые были достигнуты с РФФИ и РГНФ, — каждый из нас поддерживает разного рода проекты. РФФИ и РГНФ концентрируются как бы на посевном финансировании фундаментальных исследований, а РНФ, в соответствии со своей Программой деятельности, которую 13 марта принял Попечительский совет, поддерживает проекты мирового уровня. То есть для достижения серьезного научного результата обеспечивает долгосрочное (от трех до пяти лет) финансирование и предоставляет победителям организационные возможности спокойно работать. Но в конце обозначенного срока должен быть результат — публикация в высокорейтинговом издании. Так вот, по первой оценке, много заявок, которые могли бы быть поддержаны другими фондами. Отсюда огромная цифра — более 11 750 проектов…
- Это с теми, которые вам донесла после 11 марта “Почта России”? Ведь надо было представить печатный экземпляр заявки…
- Тут работали и “Почта России”, и DHL, и другие… Мы для себя определили, что любые спорные вопросы должны толковаться в пользу заявителя. Если на штемпеле отделения российской почты, обслуживающего фонд, стоит число до 12 марта, то даже если этот конверт будет принесен 17 марта, мы примем, ибо понимаем, что возникшие обстоятельства никак не зависят от заявителя. Если возникает спорная ситуация по процедуре и кто-то обращается в суд, мы обязаны предоставлять бумажный вариант.
- Вы прогнозируете много таких случаев?
- Нет, но это требование закона. Мы обязаны хранить эти заявки до истечения некоторого времени. Я с удовольствием перешел бы на электронные заявки в полном виде и надеюсь, что все необходимые подзаконные акты по Закону об электронной подписи будут приняты правительством. Тогда мы откажемся от этих прошнурованных листов с синими печатями, но пока базируемся на имеющемся законодательстве и должны строго его выполнять.
Так что дождемся заключений экспертного совета. Он в основной массе сформирован, и при получении последних согласий мы вот-вот вывесим на сайте его персональный состав. Лавина заявок объясняется тем, что в последние месяцы никто не заявлял новых научных конкурсов, финансируемых из бюджета (а в фундаментальных исследованиях речь всегда идет о бюджете), и этот вакуум вызвал обостренный спрос. Мы, наверное, один из немногих источников, куда обратились за поддержкой все научные коллективы страны. По некоторым отраслям знания конкурс приближается к 20 и выше…
- Это по каким?
- По гуманитарным исследованиям получили искривленную картинку — свыше 3000 заявок. Как с ними теперь быть? Одни ученые говорят, что мы должны выполнить миссию поддержки эксклюзивных научных проектов, позволяющих достичь мирового результата. Другие настаивают, что наша миссия — сохранение отечественной науки. То есть надо всем раздать какие-то деньги. В конкурсной документации, если обратили внимание, для гуманитариев вместо публикаций в Web of Science мы сделали достаточным цитирование в РИНЦ. В расчете на то, что со временем в РИНЦ будут входить только те журналы, которые имеют систему экспертизы поступающих к ним статей. Такие журналы должны получать бюджетную поддержку, есть соответствующее Поручение Президента России по итогам декабрьского заседания Совета при Президенте по науке и образованию. Это могло бы стать первым фильтром, который снизит огромную нагрузку на систему экспертизы.
- Планируете ли вы привлекать экспертов РГНФ?
- Мы получили от РГНФ базу экспертов и обратились к ним с просьбой принять участие в экспертизе заявок. Многие согласились. Сейчас наш корпус экспертов — более 3 тысяч российских ученых, и мы еще активно наращиваем зарубежную составляющую этого коллектива.
- В основном из числа тех, кто уехал от нас?
- Да, мы к ним обратились письменно, часть согласилась, часть — нет. В основном по причине своих больших научных планов. Мы с уважением относимся и к тем, кто согласился, и к тем, кто отказался.
- Как, судя по заявкам, распространена по стране научная активность — по округам, ведомствам? Представители каких направлений научной деятельности “спят”, а какие пребывают в тонусе и реагируют быстро?
- Про гуманитарные и социальные науки говорил — подали более 30% заявок. Неплохо представлены физика, химия — примерно по 12%. Здесь наша страна до сих пор выглядит достойно с точки зрения открытости исследований. Меньше, чем ожидали, оказалось заявок по биологии, наукам о жизни — вместе не превысили 10%. Отрадно, что исследования для медицины дали порядка 9% заявок, неплохо представлены науки о Земле — 6,5%. Математика и информатика — примерно по 7%. Меньше, чем ожидали, представлены сельскохозяйственные науки и науки о продуктах питания. Здесь формируется заказ со стороны общества, но количество заявок едва превысило 1%. Мы рассчитывали на большее. Это, правда, следствие того, что исторически у нас не практиковали приглашать научные коллективы из институтов РАСХН участвовать в конкурсах РФФИ. Надо будет поощрять ученых из институтов сельскохозяйственной академии и аграрных вузов подавать заявки, обучать их этому навыку.
- Может, они больше ориентированы на нужды регионов?
- В английском языке есть понятие regional studies, и мы два десятилетия назад хорошо освоили эти региональные исследования в разных областях наук. Другое дело, что почему-то по ним не было практики отправлять статьи в зарубежные издания. Надо требовать публикационной активности и на английском языке. Конечно, это вопрос не одного дня. Многим научным коллективам нужно будет пересмотреть практику работы — провести некое разделение между хозяйственной деятельностью, которая есть и важна, и фундаментальными исследованиями. А они есть. Например, Всероссийский институт растениеводства им. Н.И.Вавилова в Санкт-Петербурге, его работы широко цитируются. Да и еще есть ряд институтов. Стимулируйте публикационную активность в рамках Web of Science, и она прорастет. Стыдно твердить о том, что нас никто нигде не пускает. Я за то, чтобы развивался русский язык, но в рамках своей отрасли знания надо писать и на английском. Нельзя в изгоях держать целые отрасли знания. Они должны так же достойно выглядеть, как и физика, математика, информатика и т.д.
- Тем более что, так же как физика, они сегодня формируют национальную безопасность… А как выступили территории?
- Центральный федеральный округ — 43%, лидирует Москва, активны Приволжский федеральный округ, Северо-Западный. Увидели, что у нас наука действительно, что называется, прирастает Сибирью — почти 16% по заявкам. Прогнозируем, что это хорошие проекты. Отрадно, что и Дальний Восток выступил несколько лучше обычного — 4%. Но нам важно, чтобы заявки получили поддержку и со стороны экспертного совета. По типам заявителей — из РАН или высшей школы — я бы не стал смотреть. Недостоверная будет картина: в МГУ, например, более 300 академиков и членкоров РАН работают. Как их заявки поделить на вузовские и академические? Надеюсь, лет через десять мы об этом и думать не будем.
- А как с квотами по направлениям в конкурсах?
- Мы приняли решение по квотам, и Попечительский совет дал нам право небольшой корректировки по результатам заявочной кампании и самой экспертизы — когда у нас не хватает денег для одного гранта, сделать так, чтобы он состоялся. Решение отражает общую ситуацию, сложившуюся уже исторически в России по опыту работы РФФИ и РГНФ. Лидируют отрасли знания, связанные с науками о жизни, в общей сложности они тянут на 50% (здесь и биология, и фундаментальные исследования для медицины, и науки о Земле). Хотели сначала больше дать на сельхознауки, но потом корректировали в ходе заявочной кампании. Через год-два рассчитываем получить свою статистику, собственное понимание, возможно, и квоты тогда станут меняться — это ведь рабочий момент. Важнее другое: у нас зарегистрировались более 108 000 российских ученых, желающих сотрудничать с фондом. Вот эта база для нас — самая большая ценность.
- Экспертный совет, говорите, начинает работу. А у фонда он будет один или несколько?
- 13 марта Попечительский совет определился, что по четырем конкурсам — поддержка научных групп, существующих научных лабораторий, новых лабораторий и международных научных групп — будет один экспертный совет, председателем которого является А.Клименко. Кстати, здесь Попечительский совет, проведя сложную процедуру отбора, принял решение по поводу списка координаторов секций по отраслям знания. Они дали согласие, и это радует, так как это ключевые фигуры в новой системе экспертизы. Мне их, признаться, даже жалко: они работают не за зарплату и наверняка не получат никакой похвалы со стороны тех, кому присудят гранты. Победители, скорее всего, будут думать, что так и должно быть. А вот большое количество тех, кто денег не получит, будут выражать недовольство. Это при огромной ответственности за правильное решение и перед страной, и перед научным сообществом.
По конкурсу же поддержки программ развития научных и образовательных учреждений на 150 млн рублей будет отдельный экспертный совет. Мы сейчас попробуем реализовать правила, по которым он будет формироваться, но окончательное решение о поддержке проектов де-факто будет приниматься по критериям, специально установленным Попечительским советом.
- А на что пойдут деньги следующего года — дополнительные 5 млрд рублей?
- Это мы начнем обсуждать, когда во втором чтении пройдет Закон о бюджете и мы поймем, что эти деньги у нас реально будут.
- На днях объявлен второй конкурс — не на 5, а на 20 млн рублей в год для существующих лабораторий. Что здесь нового, кроме адреса и стоимости работы?
— Мы повысили входные пороги публикационной активности и по Web of Sсience, и по РИНЦ. Сделали период анализа пятилетним, отказались от такого требования — участие студента или аспиранта. Оно появилось, когда не были доведены до академических институтов контрольные цифры по аспирантуре в связи с отсутствием лицензирования образовательных программ послевузовского образования. Надеюсь, будут внесены необходимые поправки в Закон об образовании. Возможно, тогда появится такое понятие, как научная аспирантура, не только образовательная. А пока в конкурсе по существующим лабораториям с тем, чтобы избежать этих казусов, мы ввели понятие молодых ученых — до 39 лет. Снизились накладные расходы организаций. Если раньше по научным группам они могли равняться 15%, то теперь — до 10%. Сделали это осознанно, понимая, что эти расходы касаются оплаты труда сотрудников бухгалтерии, финансово-экономической части, а не ученых… Пусть больше денег идет на науку. При нынешней электронной системе бухгалтерия с одинаковой легкостью может обеспечивать обсчет гранта что на 400 тысяч, что на 20 млн рублей. Нагрузка не увеличивается, хотя, наверное, это вызовет у целого ряда руководителей непонимание.
- Если у вас не будет много отчетности, это оправдано…
- Мы не просим много отчетности. Я уже неоднократно говорил, что для нас, в первую очередь, важен качественный результат, выраженный в сильных публикациях. Важно признание мирового научного сообщества.
- Удается РНФ взаимодействовать с ФАНО?
— Ну, а как можно объявлять конкурсы по поддержке научных организаций без взаимодействия с ФАНО, коему научные организации подведомственны? Я надеюсь, что со временем при отлаженной системе экспертизы, к которой есть доверие и со стороны ФАНО и РАН, мы сумеем организовать совместные конкурсы, причем интегрировать в них бюджетные возможности. Например, если мы рассматриваем программы развития академических институтов, важно, чтобы ФАНО также участвовало в принятии решений и, может, добавило финансирования ради достижения более эффективного результата. Правда, это, что называется, планы на будущее, ибо потребует отдельного решения, детализации. Единственное — не хотелось бы возвращаться к тем ситуациям, когда отчеты по расходованию средств по бюджетной классификации превалируют над научной составляющей.
- Вас что-нибудь тревожит в развитии фонда, ему что-то мешает крепнуть?
- Наоборот, я очень благодарен Попечительскому совету. Как ни странно, этот руководящий орган фонда, проведя пять заседаний за без малого четыре месяца, оказал нам огромную конструктивную поддержку. Люди неформально относятся к делу, вникают в проекты документов, критично обсуждают, делают замечания, правят генерального директора — и очень этим помогают. Заседания Попечительского совета подчас длятся дольше трех с половиной часов, но всегда дают результат.
- А штат-то фонда уже набрали полностью?
- Нет, здесь мы не торопимся, сейчас в штате около 30 человек. Мы переходим на второй этап развития фонда — экспертизу, этот блок придется укрупнить. Попечительский совет разрешил нам довести численность до 50 человек — заявок-то многие тысячи. Постараемся подобрать людей из научных организаций, чтобы не возникало препятствий для общения с учеными. По мере появления вакансий соответствующая информация появляется на нашем сайте.
Вопросы задавала
Елизавета ПОНАРИНА
Источник: газета «ПОИСК».