Больше всего беспокоит полное неведение: что придет на смену сложившейся системе организации научного труда? Питаемся по большей части слухами и догадками. До сих пор направления исследований определяли отделения Академии наук, то есть ученое сообщество. Директора институтов имели возможность в этом участвовать. Система не идеальная, довольно инерционная, но, по крайней мере, это вопрос обсуждения.

Кто теперь будет формировать госзаказы, абсолютно не ясно. Министерство? Оно не умеет руководить по смыслу, оно может руководить только по форме. Опыт такого руководства уже получили. За те два года, что научные институты стали подотчетны Минобрнауки, бумажный поток вырос в четыре раза. Вместо годового отчета — ежеквартальные. Львиная доля рабочего времени уходит на составление документов. И вопрос еще: кто их читает в таком количестве? Сколько нужно чиновников, чтобы обработать этот мутный вал бумаг? А если вы получили не то, что запланировали? С научной точки зрения, пахнет настоящим открытием, а с точки зрения министерства – вы не выполнили план.

Управление наукой бюрократизируется, причем бессмысленно и вредно. Конкретный пример: коллеге надо было провести анализ биологического материала в Германии (у нас нет соответствующего оборудования и реактивов). Легально ни провезти пробирки за границу невозможно (нереально своевременно получить разрешение), ни заплатить за этот анализ (нет регламента, как это сделать). Значит: либо делать нелегально, то есть нарушать закон, либо отказаться от исследования.

Гранты не выручают — сегодняшний средний грант РФФИ или РГНФ* (около 500 тыс. рублей в год) не позволяет пригласить на зарплату даже одного дополнительного специалиста. Кроме того, структура расходов гранта весьма специфическая — нельзя, например, оплатить оргвзнос для участия в конференции или купить оборудование. И даже эти гранты получить сложно, препятствий с каждым годом все больше. В этом году уже недостаточно было простой подписи участников о том, что паспортные данные заполнены правильно, надо было заверить по основному месту работы в специальной форме, распечатанной в определенное время (!) и отправленной срочно. То есть если вы создали межинститутскую группу, то вы потратите массу времени на сбор документов, от которых ничего не зависит. Большие сложности с приглашением коллег из-за рубежа. Квоты, льготы, обоснования, визы — процедура настолько сложная, что проще отказаться, чем взять на работу нужного тебе специалиста.

В совокупности с новым законом об образовании, который может лишить научные институты аспирантов (до сих пор новые правила не утверждены, прием в аспирантуру в этом году проходил раньше срока, многие претенденты не успели подготовиться), приток научных кадров не увеличится, как планирует министерство, а серьезно сократится.

Пока не видно, чтобы что-то собирались реформировать, кроме внешней структуры (слияние трех академий, создание еще одного бюрократического органа). О реальных проблемах никто не говорит. Единственное, что более или менее известно, — министерство намерено повышать среднюю зарплату научного сотрудника. Но при этом очень осторожно оговариваются, что финансирование не будет увеличено. Сейчас институты еле сводят концы с концами, потому что все уходит на заработную плату и коммунальные услуги. Если не собираются увеличивать финансирование, то естественный выход — упразднение каких-то структур (отделов, лабораторий, секторов) внутри институтов, ликвидация целых институтов или их слияние. Мы как единственный институт своего направления крайне обеспокоены, тем более что у нас идет долгая тяжба с городскими властями по поводу нашего здания.

У нас в институте много молодых, еще неостепененных ученых, не начнут ли «оптимизировать» кадровый состав с них? В философии очень сложно в 25 лет выдать серьезную работу, необходимо набрать какой-то вес, эрудицию, тебе элементарно нужно для этого время. Если молодежь попадет под сокращение, это будет, на мой взгляд, катастрофа. Но точно такая же катастрофа — изгнание старшего поколения, без взаимодействия с которым молодежь не сможет набрать профессиональный опыт.

„

Самые вкусные куски будут признаны неэффективными. Сотрудников распустят, а недвижимость направят в «более эффективное» русло

Я считаю губительным то, что научные институты передаются в ведение бюрократическому органу. Депутаты уверяют, что научное руководство институтами РАН останется у Академии наук. Но это ничем не подтверждено, никаких конкретных механизмов в законе не предусмотрено. У нас слово «ведение» означает прямое управление. Если агентство захочет, оно расформирует институт, захочет — отдаст прямой приказ дирекции. И никто академию не спросит.

Официальной информации о том, как будет меняться система оплаты труда, нет, есть утечки. Анонсируются неплохие зарплаты. Сейчас моя зарплата — 15 тыс. рублей, с надбавками где-то 25 тыс. Если правда то, что «утекло», то старший научный сотрудник вроде меня будет получать 100 тыс. рублей с небольшим, то есть в разы больше. Но это значит, что нас даже по грубой оценке в два-три раза сократят. И еще непонятно, сколько будет назначено дополнительных чиновников. Агентство будет питаться из тех же денег, которые сейчас получает академия, из той же строки в бюджете. Один аппарат они расформируют, а другой создадут. Неизвестно, сколько будет стоить создать такого монстра. Одно несомненно: на первых порах нас ждет хаос.

По тому, как принимался закон и какой он пустой, я делаю вывод, что нынешнее правительство не заинтересовано в существовании системной науки. Будущее науки меня тревожит даже больше, чем моя собственная судьба, хотя она тоже совершенно непонятна. Может, посчитают, что у меня каких-то справок не хватает, и уволят… А то и весь институт распилят.

Я не верю в искренность реформаторов. По сути, идет экспроприация собственности и передача ее в руки «эффективных менеджеров». Мой институт, может, будет не в первой десятке, которая пострадает. А первыми жертвами станут те, кто располагается в бывших усадьбах в центре Москвы. Это Институт государства и права, Институт мировой литературы, Институт философии. Потом, я думаю, пойдет распродажа недвижимости на Ленинском проспекте, потому что там находится основная имущественная база Академии наук. Еще одной причиной этой реформы было желание неких лиц, приближенных к высоким властным структурам, дать острастку академии. Поэтому реформа проводится в самой жесткой манере, какая только может быть.

Очевидно, что после принятия закона начнут тотально ревизовать учреждения Академии наук на эффективность. Самые вкусные куски будут признаны неэффективными. Сотрудников распустят, а недвижимость направят в «более эффективное» русло — по примеру Академии наук Татарстана. Туда приезжали аудиторы и признали, что академия работает неэффективно, надо половину выгнать, другую половину согнать в одно здание, и тогда с эффективностью будет хорошо…

При этом я уверен, что реформировать РАН надо. Но в том, что делается, я не вижу продуманности и нацеленности на тех, кто работает в науке. Я вижу настроенность на интересы каких-то околовластных групп.

Реформа проводится под лозунгом «Молодым — дорогу», и я боюсь увольнений не столько молодых, сколько представителей старшего поколения; это повредит очень сильно, потому что многие направления были созданы учеными, которым сейчас за 50. Чиновники вряд ли понимают, что в гуманитарной сфере очень важен жизненный опыт, опыт работы в архивах, библиотеках, опыт общения с писателями, многих из которых уже нет в живых.

Боюсь, что изменятся не только условия работы, но и качество. Будут требовать невозможных вещей в сроки, взятые с потолка. Мы видели, как принимали законопроект — без серьезного обсуждения, в какой-то непонятной спешке. Где гарантия, что завтра управленцы не придут и не спросят: а кому нужна ваша текстология? Зачем нужно выверять тексты советских писателей — они у нас в планшетниках есть, что еще нужно? Наша наука может оказаться просто ненужной.