В статье представлен анализ некоторых явлений, связанных с реформой Российской академии наук (РАН). Выявлена основная стратегическая проблема данной реформы, сводящаяся к ее реализации по методу «шоковой терапии», означающей радикальное изменение сферы управления научной деятельности без учета специфики развития данной отрасли.

«ШОКОВАЯ ТЕРАПИЯ» КАК ОСНОВНОЙ МЕТОД РЕФОРМИРОВАНИЯ РАН

События минувшего года, связанные с инициированием такого широкомасштабного проекта, как «Реформа РАН», в буквальном смысле слова взбудоражили научную общественность. Процессы проведения реформ методом «шоковой терапии», конечно же, знакомы подавляющему большинству населения, начиная с периода так называемых «гайдаровских» реформ». И те социальные потрясения, с которыми ассоциировался данный период, до сих пор оцениваются большинством исследователей крайне негативно. И поэтому попытка проведения реформы РАН ровно по такому же сценарию, когда закрытие большинства отраслевых институтов, которое произошло автоматически с закрытием федеральных министерств на начальном этапе «шоковой терапии» и, соответственно, привело к деградации отраслевой науки в России, может обернуться таким же исходом и для фундаментальной науки в стране. Угроза принятия в обозримом будущем решений о реорганизации научных учреждений и фактическое отчуждение права собственности на имущественный комплекс РАН в пользу некого федерального агентства с перспективой дальнейшей приватизации, согласно пункту 7.5 «Положения о Федеральном агентстве по управлению научными организациями» (Постановление…, 2013), говорят о том, что стиль проведения реформ в России не изменился, несмотря на многочисленные примеры, связанные с неудачными попытками либерализации экономики в начале 1990-х годов, а, стало быть, применение той же парадигмы проведения реформ вряд ли гарантирует успех. На это, в частности, указывает академик В.М. Полтерович, когда говорит о необходимости разработки так называемой теории реформ (Полтерович, 2007), которая предполагает отказ от сложившейся практики радикальной ломки институциональной структуры и трансплантации западных моделей и проведение институционального эксперимента, проявляющегося в выработке своеобразной линейки промежуточных институтов, устанавливающих степень целесообразности тех или иных преобразований в конкретной отрасли. При этом создание промежуточных институтов предполагает поиск, экспериментирование, систематический мониторинг получаемых результатов и отбор наиболее перспективных версий для очередной модификации (Полтерович, 2013).

Собственно говоря, если рассматривать процесс реализации рассматриваемой реформы в данном варианте с точки зрения его продвижения в среде молодых ученых, то он, безусловно, начался не в июне 2013 г., а несколько раньше – в ноябре 2011 г., когда перед собравшимися председателями молодых ученых академических институтов в Президиуме РАН выступил бывший в то время министром образования РФ А.А. Фурсенко. Он заявил о том, что все научные институты проходят в своем развитии такие стадии, как рождение, становление, зрелость и упадок, и призвал собравшихся относиться к этому как к абсолютно нормальному явлению. По сути дела адептом ровно такой же идеи оказалась председатель Совета молодых ученых РАН В.А. Мысина, которая в своем выступлении также обратила внимание на факт якобы чрезмерно разросшейся структуры РАН, которую следовало бы сократить до четырех отделений. Впоследствии путем различных увещеваний, в том числе и с заведомо ложными обещаниями успешного решения вопросов, связанных с обеспечением молодых ученых жильем, ей удалось, в конечном счете, убедить большинство собравшихся на съезд молодых ученых принять резолюцию об оптимизации числа отделений РАН, запрете на появление новых действительных членов РАН, введении моратория на создание новых отделений и возрастного ценза для руководящего состава. По сути, такая резолюция полностью соответствовала духу намечаемых «шоковых» преобразований, готовящихся в верхних эшелонах власти, но при этом игнорировала необходимость сохранения преемственности поколений в академической среде, которая была в значительной степени ослаблена в результате социальных потрясений, вызванных неолиберальными реформами 1990-х годов, проводившихся по такому же сценарию, что и нынешняя реформа РАН. Мнимый характер легитимности данной резолюции был впоследствии ярко продемонстрирован в сформировавшемся широком молодежном движении, объединенном негативным отношением к реформе РАН в данном варианте, в которое вошли представители практически всех основных отделений РАН, и которое выразило свое решительное несогласие с шоковой реформой в ходе различных массовых протестных акций, состоявшихся в августе и сентябре 2013 г.

КАРТА РОССИЙСКОЙ НАУКИ КАК ПРИМЕР НЕАДЕКВАТНОГО ОТРАЖЕНИЯ НАУЧНОЙ АКТИВНОСТИ

События, произошедшие в июне и августе 2013 г., по-видимому, заставили правительство обратить внимание на нарастание протестной активности среди ученых. Хотя научному сообществу и не удалось противодействовать принятию законопроекта о реформе РАН органами законодательной власти, тем не менее, определенные признаки того, что государственная власть прислушивается к мнению ученых, все же существуют. Одним из таких признаков явилось приглашение к сотрудничеству группы молодых ученых, поступившее от Минобрнауки РФ в ответ на петицию автора настоящей статьи по поводу составления так называемой «Карты российской науки», представленной на портале «http://mapofscience.ru», в связи с угрозой ее использования в целях оценки текущей эффективности деятельности научных институтов для реализации предполагаемых мер их реорганизации и распределения по трем категориям учреждений, – казенные, бюджетные и автономные. Подобная реформа в настоящий период довольно решительно внедряется в другой социальной сфере: здравоохранении, и судя по той социальной напряженности, которая ее сопровождает, грозит обернуться тяжелейшими последствиями как для работников данной отрасли, так и для всех людей. Представители Министерства науки и образования РФ хотя и уверяют, что данная «Карта» не будет использоваться для оценки эффективности научных учреждений, тем не менее, признают, что она необходима для того, чтобы позволить им получить представление о текущем срезе научной деятельности в России, виду того, что научные отчеты, ежегодно сдаваемые учреждениями РАН, у них доверия не вызывают. Однако ограниченность источников, привлекаемых для составления данной «Карты», не может не вызывать возмущения и свидетельствует о том, что, действуя таким образом, можно получить абсолютно неверное представление о текущей научной деятельности в России, хотя бы по той причине, что временной промежуток охвата данной «Карты» составляет пять лет: с 2007 по 2012 гг. и таким образом не включает очень многие работы, которые порой создаются в течение длительного времени. К числу подобных работ, безусловно, относятся труды Института мировой литературы им. А.М. Горького, которые создаются в течение десятилетий, включая многотомные собрания сочинений с комментариями, предисловиями и т.д. Учет таких работ осложняется также грядущей ликвидацией Книжной палаты РФ, которая, по определению, призвана вести систематический учет выпущенных в стране квалифицированных научных и художественных изданий. Дополнительную сумятицу вносит и такое явление, как неполнота и путаница, которая присутствует в базе данных «Российский индекс научного цитирования» (РИНЦ), для которой характерна следующая ситуация: автор имеет список своих работ за определенный период в базе цитирования, и в то же время эти работы выпадают из списка его публикаций, индексируемых РИНЦ, который, однако, используется для составления «Карты». Что касается Web of Science, то ее база также страдает ограниченностью в силу того, что не включает ряд публикаций, входящих в такие солидные рецензируемые издания, как, например, International Journal on Innovation and Regional Development. В этом смысле нельзя не согласиться с предложением молодых ученых Математического Института им. В.А. Стеклова, которые предлагают для составления блока зарубежных публикаций не ограничиваться только использованием базы данных Web of Science, но и учитывать такие ресурсы, как MathSciNet, Zentralblatt MATH и Math Net.Ru (Заявление …, 2013). Что же касается информации по общественным наукам, то здесь наиболее важным источником представляется Институт научной информации по общественным наукам (ИНИОН РАН), который по непонятным причинам не указывается в качестве потенциального источника информации для данной «Карты».

Несмотря на то, что инициаторы проекта «Карта российской науки» всячески заверяют, что данный продукт не будет использоваться для оценки эффективности научных институтов, тем не менее, в действительности происходит обратное: за последнее время в структуре научных отчетов появились обязательные пункты для учета числа публикаций учеными в базах данных РИНЦ и Web of Science, что, собственно, и составляет основу «Карты российской науки». Таким образом, опосредованно «Карта» является инструментом оценки эффективности научной деятельности, а значит, и составным элементом реформы РАН. В целом же данный проект также отражает характер шоковой реформы, поскольку при отсутствии объективных критериев измерения научной деятельности он создает неправдоподобную картину текущей ситуации в научной сфере, поскольку содержит заниженные показатели уровня развития фундаментальной науки в России.

РЕФОРМА РАН В КОНТЕКСТЕ ПРОЦЕССОВ ЦЕНТРАЛИЗАЦИИ

Следует отметить, что нынешняя реформа РАН полностью соответствует тем тенденциям, которые происходят, как минимум, в двух странах – бывших собратьях по социалистическому лагерю – России и Венгрии. В обеих странах наблюдаются вполне отчетливые тенденции централизации, которые охватывают практически все сферы общественной жизни, начиная от управления и заканчивая такими социальными сферами, как здравоохранение, культура, наука и образование. Процессы, происходящие в двух последних сферах, требуют особого рассмотрения в связи с темой настоящей статьи. Можно с полным основанием утверждать, что процесс централизации, происходящий в научной сфере в Венгрии, практически аналогичен тому процессу, который в настоящее время планируется в России. Волна централизации поглощает сеть исследовательских организаций, входящих в систему Венгерской академии наук. Различные институты естественных и общественных наук с хорошей репутацией, проработавшие несколько десятилетий самостоятельно и независимо, сейчас объединяются в группы и подчиняются новообразованным центрам» (Корнаи, 2012, с. 11). Реформа РАН происходит практически по такому же сценарию, с той лишь разницей, что высвобождаемые таким образом объекты недвижимости предполагается приватизировать. Однако все же главным мотивом реформы научной сферы в России представляется не «имущественный» интерес, а, как совершенно справедливо указывает В.М. Полтерович, стремление ослабить сообщество исследователей «как потенциальных оппонентов власти» (Полтерович, 2014, с. 5). В Венгрии же подобная задача усиления контроля над оппозиционными настроениями решается несколько иными способами, одним из которых является, в частности, учреждение законом от 1 января 2011 г. Совета по СМИ, в состав которого вошли только члены правящей партии «Фидес» (Корнаи, 2012, с. 10). В результате новой информационной политики, которая стала определяться под влиянием данного Совета, в стране заговорили об ограничениях свободы слова и о диктатуре в средствах массовой информации. Как заявил отстраненный от эфира за «минуту молчания» журналист Б. Жолт, «когда из центра диктуют, что новость, а что ‒ нет, это уже не информация. Венгерская власть продвигает в СМИ «своих людей», и не профессионализм, а лояльность является главным фактором отбора» (Легина, 2011). В России примером подобного рода может являться появившаяся в прессе информация о закрытии оппозиционного телеканала «Дождь», единственного канала, который вполне объективно освещал протестную активность исследовательского сообщества в условиях развернувшейся «антирановской» информационной кампании, наиболее заметно проявившейся в фильме «Анатомия протеста», представленного на одном из федеральных телевизионных каналов.

В сфере образования особую тревогу вызывает реорганизация вузов, происходящая в обеих странах. Государственная политика Венгрии, начатая в 1993 г., вынудила вузы разрабатывать совместные планы интеграционного развития. В итоге из 24 государственных университетов и 17 государственных колледжей остались 17 и 13 соответственно (Воронин, Шегельман, 2013). В России же по инициативе Минобрнауки РФ был проведен мониторинг вузов, результатом которого явился их рейтинг и, соответственно, их классификация по принципу «эффективный – неэффективный», базирующаяся на оценке их инновационной активности. Подобная дихотомия, проявившаяся в результатах оценки, естественно, не может не вызывать возмущения, постольку поскольку процесс обучения – явление настолько сложное, что, во-первых, очень трудно оценивать его эффективность только с таких позиций, а, во-вторых, сохранение принципов классического образования, а, значит, и некоторых элементов консерватизма, необходимо для сохранения и обогащения культурного потенциала нации. Следует отметить такой момент: наибольшим атакам с целью реорганизации подвергаются именно гуманитарные факультеты. Достаточно отметить решение об упразднении исторического и философского факультетов СПбГУ и создании вместо них Института истории и философии. Как отмечается в открытом письме ректору СПбГУ Н.М. Кропачеву работников образования и науки, «в результате уже прошедших преобразований, исчез ряд уникальных и специализированных курсов, позволявших подготовить специалистов признанного мирового уровня, а также обеспечивавших важнейшую связь между научной и образовательной деятельностью» (Открытое письмо…, 2013). Другой пример – это реорганизация МПГУ, которая помимо слияния факультетов, таит в себе и угрозу выселения филологического и ряда других факультетов из исторического здания на Большой Пироговской улице в Москве. Подобные случаи слияний и поглощений в образовательной сфере, увы, уже становятся не редкостью. Совершенно очевидно, что эти процессы проводятся с целью сокращения государственных расходов, однако она здесь явно не единственная. Помимо нее здесь отчетливо просматривается и другая цель, которая связана со следующим обстоятельством: гуманитарные факультеты в России издавна считались едва ли не главным источником диссидентства среди молодежи и, соответственно, – потенциальным очагом бунта в силу их специфики и стремления к свободомыслию. Особенно ярко это проявилось в период николаевской реакции во второй четверти XIX в., в эпоху увлечения западноевропейской философией и влияния среди молодежи таких корифеев-вольнодумцев, как Т.Н. Грановский, Н.В. Станкевич, М.А. Бакунин, А.И. Герцен и др. Собственно говоря, некоторые опасения в этой связи также вызывают и попытки создать единый учебник по истории, формирующий весьма односторонний взгляд на события прошлого у подрастающих поколений. Интересно вспомнить в этой связи реплику Шатова из романа Ф.М. Достоевского «Бесы», выражающего сомнения по поводу написания книги, призванной составить объективное представление об облике русского народа: «Значит, выйдет нечто с направлением, подбор фактов под известное направление.» (Достоевский, 1957. Т. 7, с. 137). А в ответ следует возражение Лизаветы Николаевны: «Одно беспристрастие – вот направление» (Там же, с. 138). К сожалению, такому направлению вряд ли может соответствовать единый учебник по истории. Учитывая довольно агрессивную политику насаждения модернизационных умонастроений в общественном сознании, данный учебник не может избежать влияния подобной идеологии. Достаточно сказать, что периоду 1930-х годов прошлого века со всеми его противоречиями и огромным числом разнородных процессов присвоено весьма модное, но отнюдь не уместное в силу объективных причин название – «Советский вариант модернизации». Это лишь свидетельствует о вполне пренебрежительном и в каком-то смысле идеологизированном отношении авторов к прошлому своей страны. И вряд ли было бы неверно добавить, что факты, подкрепляющие здесь известное направление, отсутствуют.

КАКАЯ РЕФОРМА НУЖНА РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ НАУК?

Совершенно очевидно, что нынешний вариант реформы Российской академии наук, если основываться на Положении о ФАНО, означает гибель этой системы, поскольку возможность приватизации такого общественного блага, как наука, со всей его инфраструктурой, плодами которого, в конечном счете, пользуется все общество, а не узкий круг лиц, присваивающих себе право на пользование основными фондами РАН, подобно группе олигархов, осуществивших беспрецедентную приватизацию ренты от природно-ресурсного потенциала страны, на что указывал академик Д.С. Львов (Львов, 1999, с. 50). В результате пертурбаций, произошедших в ходе либерализации экономики, в стране сформировалась экономическая модель, ориентированнаяна обогащение элиты крупного бизнеса за счет присвоения рентных доходов, что приводит к незаинтересованности господствующих классов в развитии фундаментальной науки, поскольку достойное финансирование данного сектора вступает в противоречие с потребностью в накоплении рентных доходов. При ином подходе, когда стратегия экономического развития предполагала бы всестороннее развитие наукоемких предприятий и была ориентирована на долгосрочную перспективу, подобное явление было бы менее вероятным. В такой системе фундаментальная наука вполне могла бы способствовать увеличению прибыли данных предприятий в долгосрочном периоде и содействовать экономическому росту.

В контексте всего вышесказанного зададимся вопросом: а нужна ли вообще реформа РАН в нынешней ситуации? Ответ напрашивается положительный, учитывая некоторое снижение общей научной активности. Однако следует ли при этом линчевать конкретные институты и экспроприировать имущество? Это напоминает логику Крестовых походов, и если нынешняя политика неолибералов предполагает такой умышленный возврат в Средневековье, то ее вряд ли можно назвать политикой модернизации. Реформа должна быть нацелена на повышение эффективности научной деятельности, а не на дискриминацию в среде фундаментальных исследований, выполняемую по весьма сомнительным критериям. Ведь если вспомнить, по каким критериям предлагается оценивать институты, среди возможных вариантов имеются даже и такие, которые предполагают оценку научных институтов средствами массовой информации (Черных, 2013). Таким образом, открывается возможность для заказа статей, очерняющих деятельность институтов, которые в нынешней ситуации борьбы за выживание становятся конкурентами, и таким образом вспоминается практика доносов, столь характерная для периода расцвета сталинских репрессий, которая описана в произведениях А.И. Солженицына и Ю.В. Трифонова.

Реформа должна опираться на три основных принципа: прозрачность научной деятельности, ее эффективность и востребованность. Как же должны быть реализованы эти реформы? Прозрачность может быть обеспечена, в частности, путем использования информационных технологий, например, путем записи научных семинаров лабораторий, которые также могут транслироваться в режиме Online в сети Интернет. Эффективность научной деятельности должна проверяться и оцениваться с использованием более масштабных источников информации – в отличие от тех, которые представлены в «Карте российской науки», и, соответственно, измеряться на основе более широкого спектра видов научной работы, а не только тех, которые представляют весьма субъективные и неполные классификаторы. И, наконец, востребованность научной деятельности должна предполагать поиск вызовов времени современной науке, которые отнюдь не ограничиваются одними лишь инновациями, а включают широкий спектр вызовов гуманитарного характера, идеологического, культурного, нравственного. Все это должно также войти в число объектов научной деятельности и не потеряться втуне, поскольку в противном случае нация будет обречена на деградацию, признаки которой уже проступают все более явственно.

Во многом текущая ситуация предопределена тем обстоятельством, что в настоящий момент в идеологической сфере мы наблюдаем достаточно отчетливое формирование весьма одностороннего культа инноваций, предполагающего отказ практически от всех предыдущих научных направлений, в пользу установившегося мейнстрима. Этот культ выражается в понимании науки исключительно как источника прикладных, научно-технических изобретений, дающих непосредственный, быстрый и значимый эффект, выражаемый в высокой величине коммерческой прибыли.Все это резко искажает представления об основных источниках в системе институтов, содействующих решению задач догоняющего развития, и о роли РАН в системе этих институтов. На это совершенно справедливо указывает В.М. Полтерович, когда говорит, что ошибкой, распространенной во властных структурах и среди значительного числа ученых, является неверное понимание роли Академии наук в процессе догоняющего развития (Полтерович, 2014, с. 6). Не следует также забывать, что РАН наряду с этим является и составным элементом национальной инновационной системы. Такие остальные элементы, как отраслевая наука и лаборатории на предприятиях, оказались разрушены,они либо влачат жалкое существование (особенно, это касается КБ и университетской науки), либо такие, как венчурный капитал, ранее не существовали и слабо развиты. В довершение всего, рентоориентированный крупный бизнес в России не заинтересован в научно-техническом прогрессе, о чем свидетельствуют конкретные показатели. Так, например, удельный вес затрат на НИОКР в выручке российских компаний в 46 раз ниже, чем у зарубежных конкурентов, и кроме того, 80% крупнейших компаний России не готовы подробно представить результаты своей инновационной деятельности (Решетникова, 2011).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

одводя итог всему вышесказанному, хочется еще раз отметить, что применение метода «шоковой терапии» для повышения эффективности научно-исследовательской сферы в России не может гарантировать успех, поскольку апробация подобной стратегии в других отраслях отечественной экономики показала в полной мере ее разрушительный потенциал, который проявился в уничтожении технологических цепочек и производственных комплексов. Процесс разрушения РАН вызывает также ассоциации с судьбой Парижской академии наук во времена Великой французской революции. В 1793 г., в период Конвента, она была упразднена, и возглавлявший ее в ту пору выдающийся физик А.Л. Лавуазье не только не смог ее спасти, но и он сам оказался на гильотине, попав в водоворот революционных интриг и перемен. Ни петиция от совещательного бюро, ни всем известные заслуги перед родиной, ни научная слава не спасли Лавуазье от смерти. Вот слова, в буквальном смысле слова, потрясшие основы французской цивилизации: «Республика не нуждается в учёных», – якобы заявил председатель трибунала Коффиналь в ответ на петицию бюро (Кубеев, 2010, с. 127). Шок, который испытал весь мир в связи с его казнью, пожалуй, наиболее ярко выражен в высказывании Ж.Л. Лагранжа: «Всего мгновение потребовалось им, чтобы срубить эту голову, но и за сто лет Франция не сможет произвести ещё такой» (Guerlac, 1973, p. 130). Подобные слова были бы справедливы и в отношении Российской академии наук в случае ее реорганизации методом «шоковой терапии» и игнорирования принципов теории реформ.

В заключение хочется привести еще одну цитату, которая, пожалуй, в наибольшей степени характеризует такой процесс, как «шоковая терапия», которая в истории России была нередким явлением. Это высказывание одного из героев романа Ф.М. Достоевского «Подросток», которое хотя и изложено уже более века назад, но, тем не менее, не утратило своей актуальности и по сей день: «… важнее для меня именно законченность форм и хоть какой-нибудь да порядок, и уже не предписанный, а самими наконец-то выжитый (курсив мой – Р.П.). Боже, да у нас именно важнее всего хоть какой-нибудь, да свой, наконец, порядок! В том заключалась надежда и, так сказать, отдых: хоть что-нибудь, наконец, построенное, а не вечная эта ломка, не летающие повсюду щепки, не мусор и сор, из которых вот уже двести лет все ничего не выходит» (Достоевский, 1957, т. 8, с. 622). Написано давно, а как свежо звучит до сих пор!

Литература

• Воронин А.В, Шегельман И.Р. Зарубежный опыт интеграции университетов // Инженерный вестник Дона. Электронный научный журнал, 2013. № 2 (http://ivdon.ru/magazine/archive/n2y2013/1642).
• Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в десяти томах. М.: Гослитиздат, 1957.
• Заявление совета молодых ученых и специалистов Математического института им. В.А. Стеклова РАН о базе данных «Карта российской науки» (http://www.mi.ras.ru/smuis/2013/2013-12-02_zayavlenie_karta.pdf).
• Кубеев М.Н. Сто великих людей, изменивших мир. М.: Вече, 2010.
• Корнаи Я. Централизация и капиталистическая рыночная экономика. // Экономическая наука современной России, 2012. № 2 (57), с. 7–26.
• Легина П. Европейский выбор. Со свободой расстались добровольно // Белорусы и рынок, 2011. № 21 (956) (http://www.belmarket.by/ru/128/200/).
• Львов Д.С. Государственные финансы // Путь в XXI век: стратегические проблемы и перспективы российской экономики: Монография / Рук. авт. колл. Д.С. Львов. М.: Экономика, 1999.
• Открытое письмо работников науки и образования ректору СПбГУ Кропачеву Н.М. «Просим содействовать самому широкому обсуждению вопроса о создании Института истории и философии» (см.: http://www.change.org) (20 ноября 2013 г.).
• Полтерович В.М. Элементы теории реформ. М.: Экономика, 2007.
• Полтерович В.М. Институциональный эксперимент. / Экономическая наука современной России, 2013. № 3 (62). С. 14–26.
• Полтерович В.М. Реформа РАН: экспертный анализ. Статья 1. Реформа РАН: проект Минобрнауки // Общественные науки и современность, 2014. № 1. С. 5–28.
• Постановление Правительства Российской Федерации № 959 от 25 октября 2013 г. «О Федеральном агентстве научных организаций» (см.: http://government.ru/media/files/41d49b8f11e1f6adc819.pdf).
• Решетникова Е. Не хватает стимула: Крупный бизнес не заинтересован в инновациях // Российская Бизнес-газета: Инновации, 2011. № 804 от 5 июля 2011 г. (http://www.rg.ru/2011/07/05/grishankov.html)
• Черных А. Оценки ученых возьмут из Интернета / Коммерсант, 2013. № 225 от 06.12.2013. / (см.: http://www.kommersant.ru/doc/2361309).
• Guerlac H. Antoine-Laurent Lavoisier — Chemist and Revolutionary. N.Y.: Charles Scribner’s Sons, 1973.

Автор: Павлов Р.Н.

Источник: Экономическая наука современной России, 1, 2014